[Яой] Система [Спаси-Себя-Сам] для Главного Злодея/ The Scum Villain’s [Self-Saving] System - Мосян Тунсю

поспешным, но этим мой план не исчерпывается – будьте уверены, я продумал все до самого конца. Сперва мы объединим наши царства, а уж потом постепенно разберемся с последствиями. В конечном итоге, даже те, кто не сможет приспособиться, будут вынуждены примириться с новым положением дел.

Видимо, всем мало-мальски уважающим себя злодеям подобных произведений на роду написано страдать комплексом превосходства [1], но с Тяньлан-цзюнем все дело обстояло еще сложнее. Возможно, когда-то он и впрямь был идеалистом, мечтающем лишь о любви и согласии между людьми и демонами, но, проведя долгие года в заточении под горой Байлу, он затаил в глубине сердца жгучую обиду и жажду мести. Потому-то Шэнь Цинцю не мог принять за чистую монету это «малость поспешное» желание, влекущее за собой возможность полного уничтожения этого мира.

Подобной логикой руководствуются и насильники: утешая себя тем, что в конце концов жертве будет хорошо, они просто добиваются своего, предпочитая не задумываться о последствиях.

– А вы и Су Сиянь… – не удержался от вопроса Шэнь Цинцю, – это также было частью плана по установлению «более тесного взаимодействия между нашими расами»?

При звуках этого имени неизменная улыбка застыла на лице Тяньлан-цзюня.

– Ах, Сиянь… – отвернувшись, тихо вздохнул он. – Она была воистину…

Воистину что?..

«Прекрасной и нежной? Доброй и чистой?» – гадал Шэнь Цинцю.

– …холодной и безжалостной, – закончил Тяньлан-цзюнь. – За это-то я ее и полюбил.

Шэнь Цинцю едва сдержал нервный смешок.

– Но все это уже не имеет значения, – отмахнулся владыка демонов. – Ведь она мертва.

Выходит, ты ни капельки по ней не тоскуешь?

Похоже, эта «любовь» демона не отличалась ни глубиной, ни силой чувства.

Помедлив, Шэнь Цинцю все же решился спросить:

– Так что же вы все-таки испытываете по отношению к своему сыну?

Тяньлан-цзюнь бросил на него задумчивый взгляд:

– Мне его… жаль [2]?

Шэнь Цинцю мог лишь послать ему в ответ ничего не выражающую улыбку, не в силах подобрать нужных слов.

Хоть Ло Бинхэ никогда не заикался об этом, Шэнь Цинцю знал, что глубоко внутри он часто ударялся в мечты о том, каковы его родители. Зная, что ими были прославленная заклинательница и высокорожденный демон, он не знал их имен, не помнил лиц, так что ему оставалось лишь представлять, как они окружили бы его заботой, не разлучи их людская злоба, как оградили бы его от всех невзгод и огорчений.

Узнай Ло Бинхэ, что отец даже не посмотрит в его сторону, презирая его за смешанную кровь, которой сам же и наградил, эти чистые мечты обернулись бы смехотворными выдумками…

***

С наступлением ночи неустанно движущиеся толпы, окруженные клубами дыма и пыли, наконец-то остановились, чтобы разбить лагерь в широкой травянистой долине.

На самом-то деле лагерь требовался лишь горстке человекообразных демонов, остальным было вполне неплохо под открытым небом, так что они разместились на деревьях, в рытвинах, просто на траве – в общем, кто где.

Шэнь Цинцю досталась весьма удобная и просторная белая палатка – снаружи она выглядела совершенно обычной, но внутри умещалось абсолютно все, что требовалось для вольготной жизни. Чжучжи-лан лично убедился, что все на месте, прежде чем провести заклинателя в палатку. Как только темнокожая демоница, определенная ему в прислуги, удалилась, Шэнь Цинцю со вздохом облегчения растянулся на кровати, дожидаясь отхода в Царство снов.

Он не знал, сколько прошло времени, прежде чем чья-то темная фигура заслонила льющийся от входа лунный свет. Открыв глаза, Шэнь Цинцю увидел стоящего на коленях перед кроватью Ло Бинхэ.

– Ло Бинхэ, послушай, я должен сказать тебе кое-что очень важное… – поспешно начал Шэнь Цинцю, но ученик не дал ему договорить, бросившись на него с такой прытью, что заклинатель вновь упал на кровать, придавленный его весом, а его губы запечатал жаркий поцелуй. Не в силах издать ни звука, Шэнь Цинцю беспомощно наблюдал, как все ярче разгорается огонь в глазах ученика. Поцелуи становились все неистовее, словно он и впрямь обратился в хищника, жаждущего пожрать свою добычу.

Наконец Шэнь Цинцю удалось сделать вдох, чтобы одернуть ученика:

– Ло Бинхэ, а ну на колени!

Тот немедленно подчинился, приняв благопристойнейшую позу.

– Знаешь, за что ты на коленях? – добившись своего, продолжил Шэнь Цинцю.

Выпрямив спину, Ло Бинхэ торжественно отозвался:

– Этот недостойный ученик посмел оскорбить учителя!

– Да что ты несешь! – поморщился Шэнь Цинцю. – С этим твой учитель разберется позже, а сейчас важнее другое: как ты мог так вот просто вручить Синьмо Тяньлан-цзюню? Разве я учил тебя быть такой тупой п… простушкой [3], – закончил он, переведя дух.

– У меня не было выбора, – запротестовал Ло Бинхэ. – К тому же, не столь уж важен этот меч…

«Не столь уж важен»? Это всемогущее оружие, о коем подавляющее большинство героев может лишь мечтать с завистливыми вздохами! Воистину, для расточительного потомка и горы сокровищ мало!

– А зачем ему понадобился Синьмо – об этом ты не подумал? – продолжал браниться Шэнь Цинцю. – К примеру, о том, что теперь он представляет собой опасность для любого уголка этого мира, включая хребет Цанцюн и дворец Хуаньхуа – такое тебе в голову не приходило?

– И что же, учитель зол на меня, потому что боится за все эти неведомые места, – с обидой отозвался Ло Бинхэ, – или только за хребет Цанцюн?

Его тон до боли напомнил Шэнь Цинцю неуверенную в себе девушку, которая с утра до ночи донимает своего парня вопросами вроде: «А ты правда меня любишь? Что тебе дороже – я или твоя карьера?» Шэнь Цинцю хотел было отчитать его и за это, но замер на полуслове: на занавеси заплясали отсветы факелов ночного патруля. До него тотчас донесся незамеченный ранее вой волков, шорох копыт и тихое недовольное бурчание поблизости.

Теперь происходящее более не казалось сном.

Выходит… Ло Бинхэ и впрямь очутился в его палатке?

Собственной персоной?

Но ведь у него больше не было Синьмо, позволяющего покрывать огромные расстояния за долю мгновения! Чтобы добраться сюда с северных пределов Царства демонов, он должен был преодолеть многие тысячи ли! Даже если прежде у Шэнь Цинцю так и чесались руки дать ученику затрещину за все хорошее, одна мысль о подобном путешествии сводила это желание на нет.

Ло Бинхэ тотчас воспользовался замешательством учителя, и его колено вновь очутилось на кровати [4]. Чувствуя, как к горлу подступает кровь, Шэнь Цинцю